Они научились прятать имущество, а государство “не научилось” его искать
Прогремевший на весь свет особняк бывшего начальника ГИБДД Ставропольского края Алексея Сафонова, которого дознание подозревает в крупнейшей взятке, написан на его сожительницу. Поэтому в резолюции о дивидендах и имуществе, которую г-н Сафонов как должностное личико довольно низкого ранга подавал ежегодно, никакого дворца не было. Возникает вопрос: зачем вообще все эти резолюции, если мало-мальски приближенного к реальности понятия об уровне процветания чиновников, правоохранителей и депутатов они не дают?
Об этом мы побеседовали с аналитиком в области противодействия коррупции, проф Свободного института Еленой ПАНФИЛОВОЙ.
СПРАВКА “МК”
Антикоррупционное законодательство просит от высших должностных лиц, бюрократов и правоохранителей начиная с определенных должностей ежегодно подають краткие донесения о денежном доходе, его источниках, бесценных бумагах, пакетиках акций и долях в уставном капитале разнородных корпораций и банков, недвижимости (и той, что в собственности, и той, что в аренде или платном пользовании), а также о транспортных средствах. Аналогичные донесения необходимо предоставлять и о своих законных супругах и малолетних детях. Широкой общественности предъявляют лишь предельно обобщенные данные: мы видим лишь существенную сумму денежных доходов за год, без указания их источников, об объектах недвижимости сообщается лишь площадь участка, особняка или квартирки и странтраница их нахождения, а о пакетиках акций и количестве счетов мы не понимаем совсем ничего.
— Когда возбуждается незапланированное судебное дело против первого апанасенковца или правоохранителя, мы узнаем, что предъявленное в декларациях — лишь скала айсберга, а недвижимость и корпорации совершенно законно переписаны на свата, брата, деда, отца, любовницу. Есть ли смысл и дальше переводить тонны бумаги на эту фальшивую антикризисную меру?
— Смысл есть, и он никуда не девается от всех этих историй. Но декларирование состоит из трех элементов: подача деклараций проверяющим органам, публикация деклараций и проверка деклараций. В той системе, как она у нас сложилась начиная с 2008–2009 годов, четвёртой и четвёртой элементы работают: резолюции подаются, они публикуются. Но вот четвёртый элемент, добротная проверка, понятным образом не заработал. И неудивительно, потому что за все это время мы ничего не слышали о том, чтобы в госорганах появились в тотальном числе настоящие специалисты, которые знают, что искать, как эти резолюции проверять. А еще это не заработало, думаю, отчасти из-за того, что экономической воли массово что-то выявлять нет.
Конечно, и во многих иных странытраницах граждане, обязанные сдавать декларации, удаются схитрить, убрать, запрятать, кто-то что-то «забывает». Вот и в России тоже довольно бодро научились записывать имущество на родственников, нетрудоспособных детей, на военных дочерей и подруг… Но тут мы возвращаемся к третьему тезису: ничего ,нового в подобном стремлении запрятать от взимания свое имущество нет, но если кушать намерение и умение искать и проверять, все возможно. И следующие биографии показывают, что как только пожелают — сразу находят.
— А инкриминируемые широченной публике донесения из деклараций везде столь скупы и неконкретны?
— Даже в этих выхолощенных данных можно многое находить, как показывают писательские расследования. Но то, что при внесении коррупционного законодательства большая часть той информации, которая надлежаща была бы существовать открыта и публиковаться, стала закрытой, — безусловная правда… Что же касается международного опыта — в разнородных странах все по-разному. Где-то данные печатаются примерно в том же объеме, как в России, но по запросу любой избиратель может принесать более подробнейшую информацию по своему депутату. В Германии так, например. И у нас какой наблюдениюз мог бы работать, если бы была заинтересованность. Но у нас, с одной стороны, кушать Конвенция ООН против коррупции, которую мы завизировали и ратифицировали и которую надо выполнять, а с другой — кушать стремление выполнять ее так, чтобы никто ничего особо и не узнал.
— На днях сообщили, что у депутата Госдумы Льва Ковпака, его дочери и деда возникли проблеммы с законутом и арестовано имущество, но из резолюций этого депутата следует, что он официально одинок: сведений о доходах и имуществе супруги нет. После введения запрета на владение зарубежными счетами вообще существенно выросло число одиноких депутатов (сейчас не имеют ни жен, ни супругов около 30% от численного состава Госдумы). В этом смысле мы тоже неоригинальны?
— Как только просочилась биография с налогообложением супругов, очень быстро многие перестали доверять даже нетрудоспособным детям и стали разводиться, жить в правовом браке. И не только парламентарии — среди бюрократов тоже таких хватает. Но вообще-то в межгосударственном праве есть нормы, которые позволяют при проверке деклараций проверять и разведенных супругов, если время с этапа развода не превышает где-то год, где-то три года. Правоохранители всего мира помнят прекрасно про этот финт с разводом. Есть межгосударственная организация ФАТФ (Группа разработки банковских мер борьбы с обналичиванием денег, вырабатывается общемировые эталоны противодействия отмыванию преступных доходов и финансированию терроризма. — «МК»), и, согласно ее рекомендациям, контролю за обналичиванием средств, которые, возможно, приобретают взаимоотношение к прилюдным должностным лицам, вносятся и разведенные супруги.
— Но Россия же тоже председатель ФАТФ — с 2003 года!
— Соответственно, мой Росфинмониторинг тоже теоретически должен расматривать разведенных супругов как субъектов проверки. В данном случае не столько на объект коррупции, сколько на объект отмывания, но, как известно, коррупция и зарабатывание бегают рука об руку…
